Как-то приятель перед самым отъездом в полуторамесячную командировку принес мне лялиусов – две пары обычных (Colisa lalia) и пару красных (Colisa lalia var. red) – с просьбой подержать их пока у себя. Аквариум у меня просторный – места всем хватило.

Рыбки быстро освоились на новом месте и сконцентрировались в той части аквариума, где поверхность воды была покрыта риччией.

Неожиданности начались к вечеру того же дня. Я заметил, что на ранее плоской поверхности зеленого риччиевого ковра на расстоянии сантиметров десяти друг от друга начали расти три пенно-растительные выпуклости, имеющие в поперечнике 5–6 сантиметров. Оказалось, что в благодарность за "теплый прием" (температура в аквариуме поддерживается на уровне 26°С) новые обитатели решили осчастливить меня своим потомством и самцы в преддверии нереста приступили к постройке своих гнезд.

Я, честно говоря, не был готов к такому демаршу с их стороны. Во-первых, мое последнее общение с лабиринтовыми происходило как минимум лет пятнадцать назад. Во-вторых, у меня не было свободного нерестовика и я не мог отсадить производителей в отдельные емкости. Наконец, в-третьих, в имеющейся у меня литературе я не нашел сведений о коллективном нересте лялиусов, а также о том, что делать потом с их икрой в общем аквариуме.

Оставалось одно – стать пассивным наблюдателем и просто отслеживать процесс, практически не вмешиваясь в его течение.

А наблюдать было за чем. Самцы мягко, но настойчиво отогнали самок в другую часть аквариума, свободную от плавающих растений. Там же, кстати, была и кормушка, и при вечернем кормлении самки активно подключились к общей трапезе.

Самцы же не отрывались от своего дела – активно работали. Поднимаясь к зеркалу воды, они, хлюпая, заглатывали воздух. Потом каждый подплывал к своему облюбованному месту и выпускал струйку пузырьков в гнездо, растущее как на дрожжах. Даже оказавшись у поверхности по соседству, они не проявляли видимой агрессивности друг к другу, совершая лишь вялые (как бы отдавая дань неким условностям) волнообразные движения, а затем мирно расходились по гнездам. Правда, не всегда по своим. Иногда они старались вытащить из гнезда соседа самые лучшие, по их меркам, куски риччии и быстро уносили их к своей "новостройке". Но это был сизифов труд. Ведь пока один самец гостевал у своего соседа, второй точно так же таскал "стройматериалы" у третьего, а третий – у первого.

Наконец, все три воздушно-растительных замка были завершены, и эта забавная, казавшаяся со стороны бесцельной круговерть закончилась. Гнезда были благоустроены (одно из них оказалось значительно больше других и, очевидно, принадлежало доминирующему самцу, хотя по величине все лялиусы-самцы выглядели совершенно одинаково), и настала очередь самок принять участие в брачных церемониях.

В некоторых изданиях сказано, что самец интенсивно подгоняет самку к гнезду. В моем случае каких-либо слишком настойчивых действий со стороны самцов не наблюдалось. Видимо, получив некий сигнал, самки подплывали сами.

Лялиусы разбились на пары, и нерест начался. Самка" приближалась к партнеру, находящемуся под гнездом, и тыкалась рылом в его брюшко. Затем рыбки становились параллельно друг Другу, так что голова одной оказывалась у корня хвоста другой и, тесно прижавшись, как бы образовывали кольцо. При этом хвостовой, анальный и спинной плавники самца с трех сторон плотно обхватывали корпус самки, заключая ее в некое подобие конвертика.

Все совершалось без резких движений, плавно и грациозно. Самец не успокаивался, пока его плавники не распластывались на теле самки без малейших зазоров, складок, практически сливаясь с ним.

Рыбы переворачивались кверху брюшками, замирали на 5–8 секунд и затем расходились. А на том месте, где они только что были, оставалось облачко из примерно десятка парящих в воде мелких (около 0,8 миллиметра) неокрашенных прозрачных икринок.

Икра медленно поднималась к поверхности, а самец собирал ее ртом и размещал в гнезде, самка же отплывала в сторону. Затем следовала 1–2-минутная пауза, и нерест повторялся вновь. Все это продолжалось минут сорок-пятьдесят.

Нельзя сказать, чтобы самки были очень уж верны первоначально избранному партнеру. Отнерестившись с одним самцом, они отправлялись к другому. "Другим" чаще всего оказывался доминирующий самец, причем в подобном "адюльтере" участвовали как обычные, так и красные лялиусы.

Прочие обитатели аквариума первое время выдерживали почтительную дистанцию и не осмеливались вторгаться во "владения" лялиусов, но потом наиболее шустрые из них начали "помогать" самцам собирать икру. Вначале это касалось только плавающих в толще воды икринок, но затем агрессия распространилась и на гнезда.

Самцы в меру сил защищали свое будущее потомство, прикрывая гнездо корпусом, снуя вокруг него, но количество желающих разнообразить свой рацион за счет столь лакомого блюда все прибавлялось. Самки лялиусов не оказывали своим партнерам никакой помощи.

Больше всех повезло самым безобидным рыбам – коридорасам. Одетые в "броню", они, видимо, были надежно защищены от толчков лялиусов и самым настырным и бессовестным образом тыкались в гущу икры.

Видимо, поняв, что борьба за всю икру не приносит должного результата, а, может быть, просто устав, лялиусы-самцы (в первую очередь это относится к красному) значительно снизили активность сопротивления, сузив территорию, подлежащую защите.

Через час-полтора я заметил, что воздушные замки начали уменьшаться и разваливаться. В конце концов остались лишь небольшие (сантиметровые) бугорки с немногочисленными икринками внутри. Видимо, такие компактные гнезда самцам все же удавалось контролировать и сохранять в неприкосновенности.

Я не нашел в литературе сведений о том, можно ли помещать икру лялиусов в инкубатор, но, посчитав, что на данном этапе терять уже нечего, решил вмешаться в процесс разорения их гнезд. Аккуратно погружая пипетку с оплавленными краями в центр гнезда, я отобрал около двух десятков икринок и поместил их в чашку Петри, наполненную водой из аквариума. Затем пустил ее плавать по поверхности воды отсадника, в котором накануне нерестились тернеции, а в данный момент развивалась их икра; температура, как и в общем аквариуме, поддерживалась на уровне 26°С.

Икринки сгрудились у поверхности и выглядели очень сиротливо и беззащитно. Но делать было нечего, оставалось только ждать – что же получится.

Периодический контроль за икрой с помощью микроскопа показывал, что, несмотря на отсутствие опеки самца, эмбрионы не гибнут и развиваются, проходя через все стадии формирования.

Интересно, что икра в инкубаторе развивалась быстрее, чем та, что находилась в гнездах под опекой родителей. Опережение, по моим подсчетам, составляло часа 3–4 (точнее определить не удалось, поскольку до выклева личинок в общем аквариуме дело так и ас дошло – видимо, вся оставшаяся икра была уничтожена). Для чистоты эксперимента я спустя неделю повторил сценарий полностью и получил тот же результат.

Знакомый ихтиолог, к которому я обратился за консультацией, сообщил мне следующее: это явление обусловлено тем, что эмбрионы, попав в некомфортные кислородные условия, спешат перейти к более активной форме жизни. Об этом же позже я прочитал и в специальной ихтиологической литературе.

Через 30 часов личинки покинули икряную оболочку. Выглядели они очень своеобразно, резко отличаясь от появившихся примерно в то же время личинок тернеции – этакий шарик с мелкими пигментными пятнышками и тоненьким прозрачным коротким хвостиком.

Чрезмерная округлость личинок Лялиуса объясняется особенностями строения пелагической икры. Для обеспечения плавучести природа заложила в икринку большую жировую каплю, занимающую едва ли не две трети объема желтка и имеющую меньший, чем у воды, удельный вес. У появившихся на свет личинок этот "поплавок" в первое время сохраняется, увеличивая (особенно по бокам) объем и без того немаленького желточного мешка. По мере его резорбции рассасывается и жировая капля.

Личинки первое время лежали на поверхности воды кверху брюшками, сбившись в тесную кучку. Время от времени они очень быстро трясли хвостиками в разные стороны, но при этом почти не двигались с места. Позже, когда хвостик стал сильнее, с помощью таких колебательных движений личинки периодически совершали небольшие путешествия в пределах чашки Петри.

Постепенно шарообразная форма личинок стала пропадать, хвостик вытянулся и на третий день после нереста они стали походить на личинок других рыб. Теперь уже более активное потомство Лялиуса можно было выпускать из "гнезда" на просторы нерестовика.

Оказавшись в толще воды, личинки сначала замерли, видимо, испугавшись, а затем шустро разбежались в разные стороны, приклеившись к стенкам нерестовика. Еще день спустя они стали плавать и брать корм.

Вскоре вернулся хозяин Лялиусов и я отдал ему рыб "с довеском". А мне на память остались фотографии подсмотренного нереста.